(статья из журнала ПИОНЕР 1941г. №3)

Атака начиналась, но дот впереди еще жил. Огнем наших гаубиц были снесены лишь его маскировочные подушки. Из-под земли и камня дот вылез наружу, и в бинокль были хорошо видны толстые, скрепленные болтами стальные листы его напольной стены и черные щели амбразур. Разрушить дот артиллерия не успела. Обойти дот было нельзя. Пехоте надо было пройти через сектор его обстрела.

На глазах у поднимавшейся в атаку пехоты в стену дота ударили два гаубичных снаряда. Это были последние, завершающие артиллерийскую подготовку атаки, снаряды. Одни из них срикошетировал и разорвался в стороне, второй смял один из болтов, но лишь поцарапал верхний лист стали, броня дота была слишком крепка и для них.

Когда цепи нашей пехоты приблизились на двести пятьдесят – триста метров, дот заговорил. Бойцы и командиры батальона еще несколько минут ползли вперед по глубокому снегу, под ураганным пулеметным огнем, но темп атаки ослабевал, атака, как говорят, «захлебывалась». Пройти снежное поле, дымившееся от пулеметной поземки, было выше человеческих сил. Батальон залег.

И тогда все увидели, как, разрезая, разваливая в стороны снег, двинулась вперед маленькая противотанковая 45-миллиметровая пушка, которая, поддерживая батальон, шла в атаку вместе с ним. По грудь в снегу расчет младшего командира Егорова тащил орудие на руках, укрываясь за щитом пушки от пулеметного обстрела белофиннов.

– Сумасшедшие, куда?! – крикнул артиллеристам комиссар батальона. – Вернитесь!

Но пушка, от которой виднелся над снегом только угол щита, продолжала двигаться дальше.

– Убьют ни за что,– говорили бойцы. – Куда полезла, комариная смерть! Гаубицы не берут это чудище, а они лезут.

У Ивана Егоровича, командира противотанкового орудия, было много друзей в батальоне.

– Ваня! – кричали они ему.– Ваня, вернись!

Но голоса заглушались треском выстрелов и частыми разрывами белофинских мин.

Пушка ползла. В полутораста метрах от дота она остановилась и чуть приподнялась. Командиры схватились за бинокли. Было видно, как около орудия завозились люди, как припал к прицелу Егоров, как дрогнуло орудие от первого своего выстрела. На стене дота появилось облачко разрыва; через минуту командир первой роты насчитал на доте уже восемнадцать прямых попаданий. Что толку! Дот вел огонь с прежней силой. На его броне удары 45-миллиметровых снарядов оставляли лишь чуть заметные вмятины, похожие на пятна.

– Это тебе не танк, понимать надо, – сказал с сокрушением командир батальона тихо, так, словно Егоров лежал рядом с ним и должен был слышать каждое его слово.

Но в это время в одной из амбразур дота как-то необычно блеснуло пламя, и глухой разрыв, точно ушел в землю. На правом фланге батальона снег перестал шипеть, пулеметная поземка утихла.

– Товарищ комбат! – крякнул комиссар. – Понимаете ли вы… Егоров стреляет по амбразурам.

Маленькая пушка снова двинулась вперед. Теперь она ползла еще медленнее, оставляя на снегу пятна крови. Кто-то там был ранен. Пушку тащили двое людей. Она подползала к доту все ближе. Остановилась снова…

– На сколько метров он подошел? – спросил кто-то командира батальона. – Они же совсем рядом. Метров восемьдесят.

Характер огня белофиннов резко изменился. Вначале не обращавшие даже внимания на «комариную смерть», они теперь сосредоточили весь свой огонь на позиции маленькой пушки. Сюда же перенесли огонь и финские минометы, мины рвались совсем близко, покрывая снег вокруг пушки черными пятнами выброшенной из воронок земли. А пушка продолжала стрелять. Это было невероятной, ошеломляющей дерзостью, но это было так. Сквозь огонь и смерть, почти вплотную подойдя к доту, Егоров со своей пушчонкой дрался один на один с громадным сталебетонным чудовищем, против которого оказались бессильны тяжелые орудия.

Это было дерзостью, но не безумством. Егоров знал свою пушку. Начальная скорость ее снаряда так велика, что даже при стрельбе на значительное расстояние он почти не отклоняется от прямой. Наводка орудия быстра, точна и проста. Опытный артиллерист может накоротке стрелять из такой пушки еще с большей точностью, чем из винтовки.

Никто и никогда не говорил Егорову о том, что его пушка может бороться с дотами, но он все же решил попытаться. В стальных плитах были щели амбразур, а стало быть, и уязвимые цели.

Сбитый крупным осколком мины отлетел в сторону щит егоровского орудия, упал раненый товарищ, но пушка продолжала стрельбу, и один за другим замолкали пулеметы дота, и уже поднялась в рост и шла в атаку наша пехота.

Взрыв мины раздался совсем радом. Пушку подбросило, станины лафета смялись, Егорова откинуло в сторону. Но батальон уже проходил дот. Красный флажок развевался на его стальном куполе, а около стальной, совсем нестрашной теперь стены с заклепанными амбразурами возились саперы-подрывники.

Искалеченную пушку доставили в тыл соединения. Большой начальник долго и с любопытством рассматривал ее.

– Мал, да удал,– сказал он, поворачивая в руках маленький патрон пушки. – Вот еще одна норма опрокинута, товарищи командиры, еще один шаблон смят.

Так Герой Советского Союза Иван Егорович Егоров еще раз утвердил в бою правоту суворовского наказа:

– Кто знает дело, тот не знает страха.